Абсолютизация валютно-курсового фактора финансовой нестабильности

Абсолютизация именно валютно-курсового фактора финансовой нестабильности как основание для коллективных действий, которые превратили бы устранение такой нестабильности в общественное благо, генетически укоренена в понимании базовых источников макрофинансовых проблем мира. Имеется в виду, что постановка вопроса относительно глобального управления и реформирования международного регуляторного уклада возникла именно под углом зрения актуализации волатильности потоков капитала и валютных курсов, которые в совокупности с проблемами в сфере монетарной политики породили мир валютных, долговых и банковских кризисов во взаимозависимом мире. Они отражают характерное мышление “постазиатского периода”, отмеченного активными поисками путей предотвращения валютных и валютно-банковских кризисов.

Такой ракурс неявно скрывает конфликт между тенденцией к либерализации финансового пространства и эволюцией центральных банков, когда еще выгоды от ценовой стабильности не компенсировали потери от нестабильности курсов, но, в то же время, финансовая система не была трансформирована на столько, чтобы генерировать дисбалансы даже при условиях ценовой стабильности. Это можно выразить и другими словами. Как отмечают аналитики финансового ресурса http://minfin.com.ua/currency/, когда движение валютного курса в странах, которые развиваются, происходило вниз, это воспринималось как проявление кризисных процессов и никто не мог предусмотреть, что отсутствие движения курса вверх создаст не менее серьезные проблемы для глобальной экономики. То есть курсовые колебания могут не больше угрожать, чем их отсутствие. Конечно, существует огромная разница между текущей волатильностью, которая создает проблему непрогнозируемости и неопределенности в краткосрочном периоде, и неопределенностью относительно движения в сторону равновесных валютных курсов.

Например, эту проблему активно пробует решить Дж. Вильямсон, предлагая систему “соответствующих валютных курсов” (reference rate system), которая предусматривает, что курс симметрично должен двигаться как вверх, препятствуя чрезмерному нагромождению валютных резервов, так и вниз, предотвращая их масштабной потере. Это также имеет прямые последствия для процентных ставок и контроля за потоками капитала. Определение таких курсов должно происходить под эгидой МВФ и в целом решить проблему попытки уклониться от равновесных изменений курсовых паритетов.

Впрочем, акцентирование именно на курсах не дает возможность увидеть целый набор проблем, которые выплывают из разрыва между национально-центричной монетарной политикой, финансовой интеграцией и все более значимой глобально-центричной детерминациею фундаментальных макроэкономических процессов. Именно поэтому построение принципов глобальной регуляции исключительно на основе поиска вариантов решения дилеммы валютных курсов ограничено.

Такое понимание делает предпосылки для того, чтобы равновесие, связанное с предложением и полезностью такого глобального общественного блага как стабильность, всегда было частичным, а теоретический контекст его образования слишком сужен, даже сравнительно со своим историческим прототипом, который явно предусматривает включение всего спектра монетарных проблем в вектор выхода из зоны провалов рынка.

Экстраполируя это на сегодняшнюю ситуацию, можно увидеть, что сформированный уровень глобализации демонстрирует тенденцию превращения отдельных стран на отдельных своеобразных индивидов, сближения признаков политики первых и поведения вторых, в результате чего система глобальной регуляции, по крайней мере с точки зрения позитивной теории, полностью правомерно может опираться на концепт провалов рынка и общественных благ. А это, в свою очередь, требует выхода за пределы рамок дискуссий только о роли валютных курсов в генерировании глобальной финансовой нестабильности и перехода к рассмотрению этого вопроса по всему фронту монетарных источников последней и связей между ними.